Продолжаю выкладывать книгу
А всё потому что продолжаю выкладывать книгу я про всё вот это. Работёнка трудоёмкая, книгу приходится читать чтобы как-то может быть избежать нераспознанных очепяток, а это сложно. Сложно вспоминать и находить места которые должен бы бы применить у себя на огороде, да так и не собрался когда я ещё это мог. Теперь уж всё…
Но «всё» это у меня, Вы на своих делянках вполне можете всё это и применить, тем более статьи Машенкова это не сборник точных рецептов на тему «скока вешать в граммах?», это скорее руководство к пониманию огородных процессов. А значит они не устареют. Внимайте.
…На исходе дачного сезона 2006 года, когда ветер гонял холодные волны по осенней Ладоге, Владимир Васильевич Барканов вместе с дочкой Машей приехал из Петербурга в деревню — проведать маму.
Пока Елена Ивановна хлопотала возле печки, сын с внучкой успели начистить окуньков на уху, принесли воды из колодца, а заодно из конца в конец обследовали весь сад и огород. На грядках зябли чуть припорошенные снегом последние кочаны белой капусты, оставленные на засолку. Здоровые вилки налились! Полная бочка получится. Кусты японской айвы под окном разбросали круглые желтые яблочки по зеленой траве. Полведерка набралось. Если порезать эти яблочки, положить в кастрюлю и пересыпать сахарным песком, из них натечет много сока, полного витаминов. В городе Машенька будет пить чай с айвовым сиропом, чтобы ни грипп, ни простуда не пристали.
Пока ходили по саду, пока кормили кур и петушка, уже уха поспела.-Только бабушка позвала — бегом за стол! Кушайте! Тут соленые грибы подберезовики, тут салат из своих помидоров. И любимая каша, какой Елена Ивановна сама досыта не наедалась в своем детстве.
— Бабушка, расскажи мне, как ты маленькой была. Где жила?
Грудный получился рассказ. Может быть, шестилетней внучке он очень тяжелым показался, но уж если сама пережила такое, надо, чтобы у и Машеньки было сердце чуткое к горю, чтобы глаза не отворачивались, если у кого беда. Чтобы могла и хотела прийти и помочь.
— Родилась я во время войны. Был у меня брат-двойняшка. А мама такая молоденькая, девчонка совсем. А папки нет. Вот мама пошла с нами погулять, посадила в санки, везет по крутому берегу. Вода в реке замерзает. Тонким льдом покрылась. Выскользнула веревочка из рук, мы под гору полетели, прямо в речку. Утонули бы точно, да мимо проходил мельник, он кинулся за саночками, а мы уж под воду уходили. Вытащил нас и велел маме быстрее нас в тепло тащить. Но братик уже простудился и скоро умер.
Как война закончилась, мама меня в Латвию увезла. Делать она ничего не умела, как жить — не знала. И оставила меня возле забора. Люди подобрали, в детприемник привели. Не дай Бог сиротой расти! Тут и груднички, и такие ребята, у кого уже усы растут. Никаких тарелок, никакой ласки тебе. Принесли ведро немытой моркови, поставили на пол. Я потянулась из-под стола и такого пинка получила, что об стенку ударилась. Болела я там. Помню, температура, вся горю. Ко мне воспитательница подошла, говорит: «Ты, Лена, постарайся до утра дожить. Кризис у тебя. Доживешь — утром я тебя в больницу отведу, ты выздоровеешь». Дожила до утра* Помню больницу. Кроватка чистая, простынки белые, меня манной кашей кормят, градусник ставят. Мне стало интересно жить: а чтго дальше будет?
Маша слушает, насупилась, чуть не плачет. Неужели все это с бабушкой, такой доброй и милой было?
— Ну вот. Поправилась — меня в детский дом перевели. Тут тоже свои строгости. Кто-то жалел нас, а одна воспитательница все щипалась тайком. Подкрадется, ущипнет через платье и крутит. Больно, синяки остаются, а жаловаться не смей! «Если пожалуешься, — шипела она, — тебе ножки отрежут». Обувь в одной горке лежала. Хватали, кому что достанется. И тут не
жалуйся.
Но у меня подружки появились. Вместе мы пели и плясали. Я считала себя некрасивой, но всегда чего-то пела и танцевала. Потому что если я еще скучной буду, кто меня возьмет в дочки? В наш детский дом постоянно приходили взрослые — за детьми. Меня, подружку Лиду, она хорошенькая была, директор приглашал на смотрины. «Покажите, кто чего умеет!» Лида меня переплясала, ее и взяла одна семья в дочки. Но какое-то время прошло, Лиду вернули. Меня вызывают. Я думала, это Лидины приемные родители. Решила: повисну у них на шее и не отцеплюсь! Захожу к директору. Стол квадратный. За столом мои будущие папа и мама. Папа как поглядел на меня, я сразу поняла, что я ему понравилась, и пулей к нему. Посидели, поговорили, он и спрашивает: «Пойдешь к нам?» — «Конечно, ведь ты теперь мой папа!» Шарлота, его жена, по голове меня погладила, волосы потрогала. А у меня там вши в три ряда! Папа сказал: «Ты не расстраивайся, мы за тобой потом приедем». Через две недели я уже с ними за руки шла. В детдоме пробыла больше двух лет. В дорогу обулась, а ботики были малы. Босые ноги втиснула, иду, как на ходулях. Больно, мозоли полопались. «А ты чего так идешь?» — спрашивает Шарлота. — «Я ничего, ничего». Так дошли до трамвая, потом на поезд сели. В поезде Шарлота говорит: «Хочешь пряника?» Она купила фунтик пряников. Я съела их за пять минут. — «Плохо не будет?» — «Да ты что! От пряников плохо не бывает». От поезда до латышского хутора надо километр идти. Света нет, дорога темная. «Можно разуться?». — «Да разувайся». Я легко пошла с ботинками в руках. А как пришли в дом, Шарлота поглядела — а ботиночки мои полны крови. Она нахмурилась. Я ее обнимаю, в глаза заглядываю: «Мама, а ты не отрежешь мне ноги?» — «Да ты что?!» Так я и стала жить в семье латышей. Папа, Эвальд Семенович Витоль, и мама, Шарлота Оттовна, обо мне очень заботились. Папа в молодости закончил гидростроительный институт, он построил электростанцию в Сибири. После войны в Латвии преподавал в техникуме. На хуторе у них было крепкое хозяйство. Кролики, свиньи, большой сад. Я помогала во всем, хорошо училась в школе. Папа занимался со мной латышским, русским, польским языками. Говорил: чуть подрастешь — выучим английский, немецкий, эсперанто, чтобы ты весь мир могла понимать. Занимались спортом, закалялись. Я с трехметровой вышки бесстрашно в воду прыгала. Счастливое было время. Но детство мое вдруг оборвалось. Папа умер, когда мне было одиннадцать лет. Остались мы с Шарлотой вдвоем. Как жить? Домашним хозяйством. Тогда я научилась садовничать, огородничать и за кроликами ухаживать. У нас было пятьдесят кроликов- Кормила их травой, чистила клетки. Шкурки сдавали государству, за них нам давали муку и сахар. Подросла, школу, техникум закончила, поступила в академию. Тоскую. А где моя настоящая мама, как ее найти? Пришла в райком комсомола. Говорю секретарю райкома: хочу маму найти. Он говорит: поможем. Стали искать вместе. Нашли! Все ждала я, когда у меня мама попросит прощения за все, что со мной произошло. Не дождалась.
— Бабушка, а кто этот добрый секретарь, который вместе с тобой твою настоящую маму искал?
— Машенька, так это же дедушка твой, Василий Павлович Барканов.
— Папа, а ты-то хоть знал об этом? Владимир Васильевич обнял дочку. И она нежно
обвилась руками.
Уха за этим рассказом уже остыла. И от картошки перестал пар идти. Пришлось в печку дрова подкла-дывать, разогревать!
Спешите делать добро!
А потом пошли в гостиную, там на полу Машу поджидали румяные, огромные тыквы с бабушкиного
огорода.
— Давай поиграем с ними!
— А как?
— Ну, снеговика сделаем. Ты ведь, папа, умеешь делать снеговиков? А это у нас будет не снеговик, а тыковик. Разукрасим его, нарисуем глаза, нос. Пусть улыбается во весь рот.
Бабушка Елена принесла фломастеры, и началось волшебное превращение.
А потом они достали из мешочка тыквенные семена. Крупные остроносые, твердые, как картоночки. Маша и на каждом семечке нарисовала глазки, носик, ротик и положила спать в коробок.
Наступит весна, отогреется земля в огороде, и тыквенные человечки переселятся на теплые грядки —
жить-поживать. А потом вырастут огромные — с Машин дом!
Ну эта статья строго говоря не рецептурная. Но Машенков решил именно с неё начать свою книгу, видимо рецепты будут потом. Хотя строго говоря не помню. Читал я её лет 15 назад и многое из памяти просто выветрилось. Так что статьи читать мы будем вместе, я чисто вспоминая, а Вам кое-что из них может и пригодится. В общем, Вы пока вникайте, а я вот продолжаю выкладывать книгу а попутно пошёл всё отсканированное в PDF-файл переводить. Под конец пригодится.
А пока всё, удачи.
Дети военного времени многое пережили. А мы не спрашивали у родителей о детстве, потому что все от воспоминаний начинали плакать. И чтобы их не расстраивать, не задавали вопросов. Только отрывки их воспоминаний остались. О тыкве тоже были воспоминания. Тыква во время войны спасала от голода.
Моя маманя всё больше о картошке вспоминала. Видимо в тех краях она росла в б0льшим энтузиазмом.
Моя мама родилась в сороковом, в Ленинграде. Самое страшное про блокаду и войну она, конечно помнить не может. А про войну помнит, как в эвакуации мылись печке, как на новый, 1945 год, читала с табуретки стихотворение, высмеивающее замерзающего на русском морозе фашиста, и как бегала по деревне с криками «Гитлер капут!» в день Победы.
Жуткий какой детдом описан в рассказе бабушки из книжки. Моя бабушка работала воспитателем в детдоме, с которым и эвакуировалась из Ленинграда в Ярославскую область. Ничего подобного им и присниться не могло, чтобы такое отношение к детям было.
Ну тут уж чего Машенков написал, то я и отсканировал. Видимо такое тоже имело место быть.
Захожу в магазины с семенами, запасаюсь на весну. Хочется и цветов и для еды чего-нибудь вырастить. Семян разных много, есть что выбрать. Сейчас хорошо покупать, пока очередей нет.
В этом деле главное не перестараться. А то рецидивы сажальной болезни нас всех подстерегают.
Уже перестаралась. Самое трудное рассаду вырастить. Очень она капризная. Надо переходить на безрассадные растения, но таких мало. В нашем климате нужна рассада и теплицы.
А я именно безрассадные и пользовал. Рассаду мне было сложно из города на огород возить. Сельдереи те да, но не более.
А зимой тоже не хочется без дела сидеть. Купила луковицы нарциссов для выгонки. Посадила в горшок и поставила в холодильник. К весне должны расцвести.
А не рановато? Времени-то ещё и ноябрь не кончился? Им же свет нужен?
А выгонку луковичных цветов так и делают. Сначала они растут в холодильнике, месяца два, вроде бы как зима в природе, укореняются. А потом их достают на свет и в тепло, вроде бы весна наступила. Должны расцвести к 8 Марта. Нарциссы и гиацинты хорошо получаются, а тюльпаны и другие луковичные хуже.
Ну тут уж Вам виднее.